Неточные совпадения
— Да как же в самом деле: три дни от тебя ни слуху ни духу! Конюх от Петуха привел твоего жеребца. «Поехал, говорит, с каким-то барином». Ну, хоть бы слово сказал: куды, зачем, на
сколько времени? Помилуй, братец, как же можно этак поступать? А я
бог знает чего
не передумал в эти дни!
Я с жадностью смотрел на это зрелище, за которое
бог знает что дали бы в Петербурге. Я был, так сказать, в первом ряду зрителей, и если б действующим лицом было
не это тупое, крепко обтянутое непроницаемой кожей рыло, одаренное только способностью глотать, то я мог бы читать малейшее ощущение страдания и отчаяния на сколько-нибудь более органически развитой физиономии.
— Утром? Я
не говорил, что утром… А впрочем, может, и утром. Веришь ли, я ведь здесь обедал сегодня, единственно чтобы
не обедать со стариком, до того он мне стал противен. Я от него от одного давно бы уехал. А ты что так беспокоишься, что я уезжаю. У нас с тобой еще
бог знает сколько времени до отъезда. Целая вечность времени, бессмертие!
Но ты
не знал, что чуть лишь человек отвергнет чудо, то тотчас отвергнет и
Бога, ибо человек ищет
не столько
Бога,
сколько чудес.
— Вероятно,
не совсем в этом, или говорили слова, да
не верили друг другу, слыша друг от друга эти слова, а
не верили конечно потому, что беспрестанно слышали по всяким другим предметам, а, может быть, и по этому самому предмету слова в другом духе; иначе как же вы мучились
бог знает сколько времени? и из — за чего?
На другой день мерзавец офицер Соколов донес полковнику, и я, таким образом, замешал трех лучших офицеров, которые мне делали
бог знает сколько одолжений; все они имели выговор, и все наказаны и теперь должны,
не сменяясь, дежурить три недели (а тут Святая).
Я
не встал с постели;
не помню,
сколько времени я пролежал еще с открытыми глазами и всё думал;
бог знает, о чем я думал;
не помню тоже, как я забылся.
Вот тебе, любезный Володя, все, что можно сказать в тесных пределах письма. Молю
бога, чтоб ты, кончивши благополучно поручение свое, порадовал скорее меня своим приездом.
Сколько нам нужно будет потолковать! Беседа твоя усладит меня.
Не знаю, что ты думаешь?
Не знаю, что ты предпримешь?
— Да, но
бог знает — это понимание
не лучше ли нынешнего городско-развратного взгляда на женщину. Пушкин очень любил и
знал хорошо женщин, и тот, однако, для романа своего выбрал совершенно безупречную женщину!..
Сколько вы ни усиливайте вашего воображения, вам выше Татьяны — в нравственном отношении — русской женщины
не выдумать.
Ты пишешь, что стараешься любить своих начальников и делать им угодное. Судя по воспитанию, тобою полученному, я иного и
не ожидала от тебя. Но
знаешь ли, друг мой, почему начальники так дороги твоему сердцу, и почему мы все,tous tant que nous sommes, [все,
сколько нас ни на есть (франц.)] обязаны любить данное нам от
бога начальство? Прошу тебя, выслушай меня.
— Нет, ради
Бога,
не нужно, милый…
Не делай этого. Я и так
не знаю,
сколько времени провела у тебя. Который час?
— Ты спроси, князь, — отвечала она полушепотом, — как я еще жива. Столько перенести, столько страдать,
сколько я страдала это время, — я и
не знаю!.. Пять лет прожить в этом городишке, где я человеческого лица
не вижу; и теперь еще эта болезнь… ни дня, ни ночи нет покоя… вечные капризы… вечные жалобы… и, наконец, эта отвратительная скупость — ей-богу, невыносимо, так что приходят иногда такие минуты, что я готова
бог знает на что решиться.
Знаем тоже его
не сегодня; может, своими глазами видали,
сколько все действия этого человека на интересе основаны: за какие-нибудь тысячи две-три он мало что ваше там незаконное свидетельство, а все бы дело вам отдал — берите только да жгите, а мы-де начнем новое, — бывали этакие случаи, по смертоубийствам даже, где уж точно что кровь иногда вопиет на небо; а вы, слава
богу, еще
не душу человеческую загубили!
Gnadige Frau сомнительно покачала головой: она очень хорошо
знала, что если бы Сверстов и нашел там практику, так и то, любя больше лечить или бедных, или в дружественных ему домах, немного бы приобрел; но, с другой стороны, для нее было несомненно, что Егор Егорыч согласится взять в больничные врачи ее мужа
не иначе, как с жалованьем, а потому gnadige Frau, деликатная и честная до щепетильности, сочла для себя нравственным долгом посоветовать Сверстову прибавить в письме своем, что буде Егор Егорыч хоть сколько-нибудь найдет неудобным учреждать должность врача при своей больнице, то,
бога ради, и
не делал бы того.
— А ты
знаешь ли, как
Бог за неблагодарность-то наказывает? — как-то нерешительно залепетал он, надеясь, что хоть напоминание о
Боге сколько-нибудь образумит неизвестно с чего взбаламутившуюся бабу. Но Евпраксеюшка
не только
не пронялась этим напоминанием, но тут же на первых словах оборвала его.
У нас в деревне уже
знали о моем несчастии. Известие об этом дошло до дядина имения через чиновников, которым был прислан секретный наказ, где мне дозволить жить и как наблюдать за мною. Дядя тотчас понял в чем дело, но от матушки половину всего скрыли. Дядя возмутился за меня и,
бог знает сколько лет
не выезжая из деревни, тронулся сам в губернский город, чтобы встретить меня там, разузнать все в подробности и потом ехать в Петербург и тряхнуть в мою пользу своими старыми связями.
— Ах, милый мой! — сказала она, зажмуривая глаза. — Все хорошо, что хорошо кончается, но, прежде чем кончилось хорошо,
сколько было горя! Вы
не смотрите, что я смеюсь; я рада, счастлива, но мне плакать хочется больше, чем смеяться. Вчера я выдержала целую баталию, — продолжала она по-французски. — Только один
бог знает, как мне было тяжело. Но я смеюсь, потому что мне
не верится. Мне кажется, что сижу я с вами и пью кофе
не наяву, а во сне.
— Целую тысячу, — повторил Елпидифор Мартыныч, неизвестно каким образом сосчитавший,
сколько ему князь давал. — Но я тут, понимаете, себя
не помнил — к-ха!.. Весь исполнен был молитвы и благодарности к
богу — к-ха… Мне даже,
знаете, обидно это показалось: думаю, я спас жизнь — к-ха! — двум существам, а мне за это деньгами платят!.. Какие сокровища могут вознаградить за то?.. «
Не надо, говорю, мне ничего!»
— Все-то ты, Иденька, врунья; всегда ты все что-нибудь врешь, — произнесла серьезно Софья Карловна и тихонько добавила: — Ох, эти дети, дети!
Сколько за ними, право, смотреть надо! Вы вот
не поверите, кажется уж Маня и
не маленькая, а каждый раз, пока ее
не дождешься,
бог знает чего
не надумаешься?
Бог знает,
сколько бы еще продолжались эти колебания Плодомасова и какой бы он нашел из них выход, если бы случайное обстоятельство
не подвинуло его к разрешению всего этого хотя и в духе его обычных правил, но совершенно иначе, чем предполагал он.
— Лошади у крыльца, матушка, я только хотел вас вызвать… А этот разбойник…
бог спас, матушка! — лепетал скороговоркою Борис, хватая за руки меня и моего кузена и забирая по дороге все, что попало. Все врозь бросились в двери, вскочили в повозку и понеслись вскачь
сколько было конской мoчи. Селиван, казалось, был жестоко переконфужен и смотрел нам вслед. Он, очевидно,
знал, что это
не может пройти без последствий.
— Галок-то
сколько! Свадьба… Вот, брат Грохало: что есть — лишнее и что — нужное? Никто, брат, этого
не знает точно… Дьякон говорит: «Нужное для людей — лишнее для
бога…» Это он, конешно, спьяна. Всякому хочется оправдать свое безобразие…
Сколько лишнего народа в городах — страсть! Все пьют, едят, а — чье пойло, чей хлеб? Да… И как это все, откуда явилось?
—
Сколько я предан вашему семейству, — начал я, — как искренне люблю вашего брата и как желаю вам счастия: это видит
бог!.. И уверен, что из вас выйдет кроткая, прекрасная семьянинка, но будущего вашего мужа
не знаю.
Ефимка бывал очень доволен аристократическими воспоминаниями и обыкновенно вечером в первый праздник,
не совсем трезвый, рассказывал кому-нибудь в грязной и душной кучерской, как было дело, прибавляя: «Ведь подумаешь, какая память у Михаила-то Степановича, помнит что — а ведь это сущая правда, бывало, меня заложит в салазки, а я вожу, а он-то
знай кнутиком погоняет — ей-богу, — а
сколько годов, подумаешь», и он, качая головою, развязывал онучи и засыпал на печи, подложивши свой армяк (постели он еще
не успел завести в полвека), думая, вероятно, о суете жизни человеческой и о прочности некоторых общественных положений, например дворников.
Мирович. Со вчерашнего числа только, а потому вы
не купец первой гильдии, а вы подкупное, подставленное лицо — вот вы кто такой!.. (Обращаясь к Бургмейеру.) Александр Григорьич, как вам самим
не скучно разыгрывать все эти комедии? Вы мало что лично
бог знает сколько раз со мной объяснялись, но вы еще напускаете на меня разных ваших благородных сподвижников, которые меня, как дурака какого-нибудь, хотят в глазах провести.
Не могу сказать,
не знаю,
бог его
знает,
сколько лет…
— Волка бояться — от белки бежать, — сказал Патап Максимыч. —
Не ты первый,
не ты будешь и последний…
Знаешь пословицу: «Смелому горох хлебать, робкому пустых щей
не видать»? Бояться надо отпетому дураку да непостоянному человеку, а ты
не из таковских. У тебя дело из рук
не вывалится… Вот хоть бы вечор про Коновалова помянул… Что б тебе, делом занявшись, другим Коноваловым стать?..
Сколько б тысяч народу за тебя день и ночь
Богу молили!..
Мы
узнаем бога не столько разумом,
сколько тем, что чувствуем себя во власти его, вроде того, что чувствует грудной ребенок на руках матери.
— О, я в этом и
не сомневаюсь! Но это вы успеете сделать и потом, впоследствии! — говорил Свитка, притворяясь, будто
не понял настоящего смысла фразы Хвалынцева. — Ведь
не может же быть, чтобы человек в вашем положении добровольно пожелал сидеть
Бог знает сколько времени в Петропавловских казематах.
Называла по именам дома богатых раскольников, где от того либо другого рода воспитания вышли дочери такие, что
не приведи Господи: одни
Бога забыли, стали пристрастны к нововводным обычаям, грубы и непочтительны к родителям, покинули стыд и совесть, ударились в такие дела, что нелеть и глаголати… другие, что у мастериц обучались, все,
сколько ни
знала их Макрина, одна другой глупее вышли, все как есть дуры дурами — ни встать, ни сесть
не умеют, а чтоб с хорошими людьми беседу вести, про то и думать нечего.
— Христос воскресе, золотой мой Егорушка! — крепко обнимая Денисова, восклицала Марья Ивановна. — Задержал ты меня здесь в Луповицах, давно пора домой, да вот тебя все дожидалась. Хоть денек хотелось пробыть с тобой…
Бог знает сколько времени
не видались мы… Да как же ты похудел,
узнать тебя нельзя…
Иоле
знал, что y Танасио
не может быть легко на сердце. Ведь дома y брата осталась любимая жена Милена и четверо мал мала меньше ребят, его, Иолиных, племянников и племянниц. A ведь,
Бог знает, что ожидало их отряд впереди…
Бог знает,
сколько пройдет еще времени, пока подоспеет к ним на помощь сербское войско. И как долго придется принимать своей грудью удары многочисленного врага!
С самого рождения я живу в Москве, но ей-богу
не знаю, откуда пошла Москва, зачем она, к чему, почему, что ей нужно. В думе, на заседаниях, я вместе с другими толкую о городском хозяйстве, но я
не знаю,
сколько верст в Москве,
сколько в ней народу,
сколько родится и умирает,
сколько мы получаем и тратим, на
сколько и с кем торгуем… Какой город богаче: Москва или Лондон? Если Лондон богаче, то почему? А шут его
знает! И когда в думе поднимают какой-нибудь вопрос, я вздрагиваю и первый начинаю кричать...
Когда он произносил эти слова, за него думал еще кто-то. Ему вспомнилось, что тот делец, Усатин, к кому он ехал на низовья Волги сделать заем или найти денег через него, для покрытия двух третей платы за пароход «Батрак», быть может, и
не найдет ни у себя, ни вокруг себя такой суммы, хоть она и
не Бог знает какая. — А во
сколько, — спросил он Серафиму, перебивая самого себя, — по твоим соображениям, мог он приумножить капитал Калерии?
— Видит
Бог, всего пять капель влил, разрази меня Господи, если вру.
Не убивец я.
Сколько лет служил их сиятельству, да и вы, ваше высокоблагородие, меня,
знаете. Зачем же напраслину на меня возводите?.
«Помилуй
бог, как это хорошо, — отвечал Суворов, — ведь мы их и ищем…» — «
Не прикажете ли
узнать,
сколько их?» — заметил сотник.
— Неправда, она есть, — вскричала она с еще большим увлечением. — Есть она. Ты только
не хочешь отвыкнуть от дурных привычек. Ты такой способный, умный и добрый. Душа у тебя отличная, отзывчивая, я помню,
сколько раз при мне ты помогал бедным. Если бы ты захотел только, то мог бы встать во главе какого угодно общества,
не только у нас. А ты возишься
Бог тебя
знает с какой дрянью. Например, Шмель. Вчера ведь уличили его, что он подчищает отчеты. Конечно — так нельзя.
—
Не говори, молчи. Дай поплакать, это слезы счастья… Ведь всего месяц назад я
не могла думать, что все так хорошо, скоро и счастливо устроится… Ведь
сколько я пережила за время твоего ареста, один
Бог знает это, я напрягала все свои душевные силы, чтобы казаться спокойной… Мне нужно было это спокойствие, чтобы обдумать план твоего спасения, но все-таки сомнение в исходе моих хлопот грызло мне душу… А теперь, теперь все кончено, ты мой…
— Мне сказали, что ты велел закладывать, — сказала она, запыхавшись (она, видно, бежала), — а мне так хотелось еще поговорить с тобой наедине.
Бог знает, на
сколько времени опять расстаемся. Ты
не сердишься, что я пришла? Ты очень переменился, Андрюша, — прибавила она как бы в объяснение такого вопроса.
— Ан вот и ошиблись. В Питере
не бывали? То-то и оно. А там в Летнем саду беспорточных энтих
сколько угодно. Который
бог по морской части, которая богиня бесплодородием заведует. Вы солдат грамотный, следует вам
знать.